Мало того, хороший мой приятель Константин Иванович, воевавший вместе с А. Н. Рыбаковым, так встревожившим 5-е Управление своими последними романами, не скрывал своего отношения к старому боевому товарищу: «Вы мне хоть сто разработок заведите на Анатоль Наумыча, я-то его получше вашего знаю. Я с ним воевал». И точка. Константин Иванович твердо стоял на своем; так же, хотя и молча, на своем стояли многие из нас.
А разработчики тем временем активизировали свои мероприятия. Один из них, Вячеслав Ш., ставший потом большим начальником, изобрел метод «массированного психологического воздействия» на разрабатываемого. Цель его — создать невыносимые условия существования для объекта. Мало того, что человек (еще не судимый и не осужденный!) автоматически лишался своих прав — продвижение по службе, выезд за границу, в конце концов просто устройство на мало-мальски приличную работу, — он теперь мог подвергнуться еще и «массированному» воздействию. Что они делали со своими разрабатываемыми? Били стекла в квартире? Прокалывали покрышки автомобилей? Перерезали телефонные провода?
Однажды я получил от Ник. Ник. указание отправиться к одному из ведущих разработчиков, Борису Ш., и выполнить его «просьбу».
Мне выдали чеки Внешпосылторга, на которые в магазине «Березка» на Большой Грузинской улице, притворяясь иностранцем, я должен был купить несколько бутылок спиртного и через магазин отправить на дом одному из диссидентов — П. Якиру, сыну расстрелянного в 1937 году известного военачальника.
Ш., как и некоторые из моих коллег, почему-то считая меня похожим на иностранца, решил использовать в одном из своих мероприятий мою квазизарубежную внешность. Ему хотелось, видимо, лишний раз подчеркнуть и задокументировать связи Якира с зарубежьем хотя бы в такой форме.
Я пробормотал, что никогда не бывал в «Березках», не спросят ли у меня там паспорт, захотят ли отправить покупку по домашнему адресу?
— Да ничего у тебя не спросят. И посылку отправят. Они предупреждены…
Ну что ж, дело нехитрое. Скромными средствами, имевшимися в моем распоряжении, я придал себе вид «иностранца» и, оставив своего «жигуленка» подальше от «Березки», развязно ввалился в магазин.
Сложив в корзину несколько бутылок, показавшихся привлекательными, я (с сильным зарубежным акцентом) спросил администратора, нельзя ли отправить купленное моему приятелю домой.
По знаку администратора вокруг меня сразу засуетились трое продавцов в белых халатах, которые, перебивая друг друга, принялись убеждать меня, что можно, все можно, не нужно беспокоиться, все будет отправлено, доставлено, вручено и т. д. Расплатившись и оставив в магазине адрес Якира, я последний раз окинул взглядом многоцветье этикеток, развратные груды деликатесов и покинул «березовый» рай. Задание было выполнено. Я внес свой посильный вклад в дело подавления диссидентского движения в СССР.
Вернувшись в «Дом», я доложил Ш. о проделанной работе. Внимательно осмотрев меня, он усомнился в тщательности подготовки — его представления о том, как выглядят иностранцы, явно расходились с моими. Я заметил на это, что при подготовке следующей «операции» готов загодя слетать на неделю в Лондон или Рим и при наличии достаточных оперативных средств приобрести подходящий для посещения «Березки» гардероб. Посмеялись, пошутили. Я рассказал Ш., как полировал тротуары вокруг дома Якира еще в «наружке», выслеживал иностранцев, которые его посещали.
Борис Ш. был разработчиком чудовищной работоспособности и невероятной хитрости. Возвращаясь к себе в комнату, я вдруг подумал, что по пути из «Березки» к адресату купленные мною бутылки очень просто можно и «подшприцевать»… Но тут же остановил ход своих размышлений. Додуматься можно было черт знает до чего…
Плохо вот так, в виде подставного болвана участвовать в чужих разработках, не имея представления о ходе дела.
Но если что не так —
Не наше дело.
Как говорится, Родина велела.
Ведь точно так же в моих разработках принимали участие коллеги, понятия не имевшие об общей картине. А уж об агентуре и говорить не приходится. Я сам, всегда предпочитая, чтобы «солдат знал свой маневр», часто вынужден было либо маскировать перед агентом смысл задания, либо приоткрывать его лишь отчасти. Это делается для того, чтобы информация агента не была «окрашена» его видением предмета, эмоциями. А иногда это нужно и для безопасности агента, чтобы он не «лез на рожон», не проявил свой интерес к чему-либо слишком открыто.
Хорошо помню, как только что пришедший к нам в отделение Игорь П., сначала мой ученик, а потом — начальник, услышав какой-то разговор в нашей комнате, удивленно спросил:
— А разве мы агентов обманываем?
В ответ раздался взрыв добродушного смеха.
— Бывает, что и обманываем, Игорек, для дела и для их же пользы. Так же, как и нас часто наши начальники обманывают по тем же причинам.
Только штатские думают, что КГБ, мол, знал все. В общем и целом, «наверху» знали немало. А каждый из нас в отдельности знал в идеале только то, что положено и, как правило, не так уж и много.
Как Игорь — выпускник МАИ, оказался на работе именно у нас, в «пятерке»? Ему, технарю, заниматься бы технической разведкой в ПГУ (о работе там он мечтал не меньше моего), либо во 2-м Главке — технической же контрразведкой. Но у нас ведь все не как у людей…
Он был необыкновенно трудоспособен и скоро начал удивлять нас успехами. То ли у него был какой-то особый подход к людям, то ли удачная для спецслужбиста внешность (по-моему, похож на комиссара Катттани), то ли абсолютная преданность идеям Ордена — но он быстро стал крепким агентуристом. Он рос и рос по работе, а месяца за четыре до августа 1991 года стал генералом, одним из заместителей начальника Управления. Существовали и другие мнения о его карьере, но я думаю, что это редкий случай удачного сочетания преданности работе и умения ладить с начальством. Редкий случай для КГБ, когда человек добивался того, что хотел, заслуженно.