Дальше все пошло как в рассказе Зощенко. (Некто, отправлявшийся в отпуск, мобилизовал всех своих многочисленных друзей на приобретение железнодорожных билетов. Те упирались, доказывая, что купить билет не так уж и сложно, но уезжавший твердо шел дорогой блата и настаивал. Система сработала, как хорошо смазанный маузер, — к дню отъезда в его распоряжении был целый пассажирский вагон — все до единого друзья вручили ему по билету. Времени продавать их не было — отпускник ехал в вагоне один.)
Когда уезжавшие на учебу собрались в Москве, почти половина из группы в тридцать человек жаждала встретиться со мной и получить инструкции по подглядыванию и подслушиванию друг за другом. Я понимал юмор ситуации, соседи по комнате, наблюдая за моими прыжками, оттачивали остроумие, Лебедев улыбался из клубов дыма.
Собственно говоря, основания суетиться в связи с моей первой зарубежной поездкой были. Все организации, надзирателем которых я являлся, находились в поле зрения спецслужб противника, никаких сомнений в этом не было. Примерно за год до поездки я, например, выудил из портфеля одного американца, посетив его номер в гостинице без приглашения, весьма любопытную свежую инструкцию Госдепартамента для американских граждан, отправляющихся в СССР. Копии инструкции я потом по просьбе ПГУ и 2-го Главка отправил им, и они были приняты с благодарностью. Так вот, в той инструкции в списке организаций, устанавливать контакты с которыми без разрешения посольства США не рекомендовалось, числился и ССОД — знали американцы, что все там перекрыто и перегорожено нами.
О курсах русского языка при МГУ в этих записках говорилось уже не раз, да и на других, летних курсах при МАДИ, у меня была весьма интересная находка. Молодой англичанин У., приехавший поучиться русскому языку на три месяца, проходил по списку совсем других курсов, где тоже учили русский. Это был список слушателей-офицеров спецслужб при Лондонском Университете, и добыл этот список в свое время Бен — покойный ныне разведчик-нелегал Конон Молодый, он там тоже «учил русский язык». Бена к тому времени уже вытащили из английской тюрьмы, и я разыскал его. Однако лично с У. он знаком не был и на фотографии, которую я ему показал, англичанина не узнал.
По старой «семерочной» привычке я решил посмотреть на У. живьем и поехал в МАДИ, где мне издалека его показали сотрудники наружки, заботливо пущенные мною за ним наблюдать. Чуть ниже среднего роста, с несколько великоватой головой, медлительный, он чем-то напомнил мне «Тихого» из «101-й школы» ПГУ. Никаких результатов работа по нему не дала: он действительно приехал заниматься русским языком и очень старался.
Кроме всего этого, были и довольно интересные материалы от тех работников и агентов, которые уже ездили в Англию по линии Британского Совета. К нашим студентам и преподавателям проявлялся не меньший интерес, чем КГБ проявлял к учащейся молодежи из Англии. В Лондоне я понял, что У. был одним из очень заинтересованных лиц.
Всех отправлявшихся в поездку периодически собирали на семинары и лекции; выступали то сотрудники МИДа, то преподаватель, уже побывавший в такой поездке, то чиновник из Академии педагогических наук. Я присматривался к будущим спутникам и спутницам, в основном это были девушки, ребят было немного — человек шесть-семь. Только три-четыре девочки из больших городов были не богато, но опрятно одеты, аккуратно причесаны. Остальные были всклокоченные, плохо отглаженные, с нездоровым цветом лица, неухоженными ногтями… Я уже знал убийственную разницу между десятком больших городов и «периферией». Страна, продудевшая всем уши болтовней о своем богатстве, равнодушно относилась к тому, как питаются и одеваются ее граждане, и особенно это равнодушие сказывалось на женщинах, и особенно в глубинке.
Телогрейка, валенки с галошами, сумки или мешки с провизией, смолоду спившийся муж, душная, потная комната или изба, где рядом спят (или не спят) родители и сопливые шумные дети, а чуть подалее — и мелкая скотина, тяжкий труд в поле или на заводе, где тоже грязь, мат и хулиганье, норовящее «подержаться», о красивой одежде и белье и речи нет… Рождаются и умирают в резиновых сапогах.
В лондонском аэропорту Хитроу нас встретила маленькая группа из Британского совета — среди них У. Ну вот, подумал я, хорошо живется тем, кто домашнюю работу делает вовремя и дома. Посмотрим, как здешние коллеги работают с такими делегациями — может, и опыта можно будет поднабраться… Я наслаждался крохотным преимуществом — я знал, кто такой У., а ему еще предстояло выяснять, кто в нашей группе связан с КГБ.
В огромном трехосном автобусе нас привезли в гостиницу «Европа» на Кромвелл-роуд и разместили в тесных каморках по три-четыре человека, окна выходили на стену стоявшего рядом, сантиметрах в тридцати, дома.
Разместившись, все вышли на улицу — гулять. Наружку я заметил сразу, да и сыщики, как мне показалось, не особенно прятались — скорее всего, у них были охранные функции: присмотреть за молодежью, как бы не вышло чего…
«Рыхлое Существо», о котором упоминалось выше, на свежей почве новенького 5-го Управления решило пустить крепкие корни. Мы уже знаем, что оперативной работы оно боялось как огня, да и по сути своей тяготело не к работе, а к руководству работающими. Дружило «Существо» с «Пропойцей» — начальником отделения, где «Существо» числилось. То есть, не дружило, видимо, а блокировалось: самому «Существу» употребление спиртных напитков, как и многие другие благородные мужские занятия, претило. «Пропойца» же, окрепший на участии в знаменитом деле Даниэля и Синявского, в оперативной работе разбирался тоже не шибко, зато был всегда готов до блеска вылизывать любые зады, были бы они расположены на служебной лестнице хоть чуть-чуть повыше. И «Существо», и «Пропойца» считали себя великими грамотеями и наслаждались составлением отчетов, справок и других документов — брали на себя «самую сложную, самую важную» часть оперативной работы. Оба немало читали, один немножко дребезжал по-английски, другой — по-французски и, оставаясь совершенно разными людьми, они имели совершенно четкую общую цель — выкинуться в генералы.