Очень скоро мне пришла в голову мысль: а что происходило, скажем, во Владимире, когда там получали мой запрос, если упоминавшийся в нем человек не был связан с КГБ и узнать о нем поподробнее не хватало возможностей? Ведь о нем или о ней в оперативных учетах должны были сделать соответствующую пометку: по данным Центра (!) в таком-то году поддерживал контакты с таким-то, подозревавшимся в том-то и том-то… Я пошел к Лебедеву и сказал, что с моими запасами энергии и аккуратности я скоро засажу в картотеки большую часть населения страны. «Эт-ты прав, Ж-Жень. Давай-ка ты теперь пиши им не «подозревается», а просто «является объектом заинтересованности». Мало ли чем мы тут интересуемся, а то вроде и не знаем ни черта, а человека уже «мазнули». Эт, хорошо, что ты думаешь о таких вещах».
Ну, не так уж я о них и думал. По крайней мере, тогда.
Через пару дней вернулись мои проверки — я не ставил на них значок «срочно». На проверке «Р» был штамп «действующее дело» и телефон «Лорда».
Я хмыкнул и, собрав документы для доклада, пошел к Лебедеву. Прочитав фамилию на бланке, он сделал такую затяжку, что выгорело сразу полсигареты: «Вот эт-то да-а-а… Его-то мы и ищем уже несколько месяцев!» И в телефонную трубку: «Лорд», давай ко мне».
Пока худощавый, с вечной мефистофельской улыбкой на лице «Лорд» шел по коридору, Лебедев рассказал, что люди, «занимавшиеся» Радиокомитетом, несколько месяцев разрабатывают «Р» как агента НТС. Им уже удалось выяснить, что у него есть запасы НТСовской литературы, листовки НТС и даже компактные резиновые штампы явно зарубежного производства для их изготовления. Собственно, этого хватало либо для выхода на беседу с «Р» и попытки его перевербовки, либо для его ареста — по тем временам имевшихся материалов было более чем достаточно. Но неизвестно было, откуда «Р» получал всю эту дрянь, а выяснить это хотелось «до того».
Думали даже, не через какое-нибудь ли посольство «Р» получал эти материалы?
— В-вот в-вам ваш дипломат, салаги. Говорил же я, не там ищете, — улыбаясь и смачно затягиваясь, сказал Лебедев. — Вот сыщик вам нашел вашего «дипломата».
— Ну, старик, дай я тебя расцелую, — сказал «Лорд», с которым у нас тогда начала завязываться дружба.
— Пошли все к Гостеву, — с сожалением гася окурок, молвил Алексей Николаевич. Он любил маленькие оперативные триумфы.
— Ага! — закричал Гостев, потирая руки так, что я испугался, не вспыхнет ли в его ладонях пламя. — Ну, попался, который кусался! Теперь у нас картина ясная, откуда он берет свои «игрушки».
Строго говоря, «картины ясной» не было, предстояло еще доказать, что именно Санто снабжал «Р» «оборудованием» и, таким образом, являлся эмиссаром или, по крайней мере, связником НТС, но, поговорив еще с полчаса и перебрав все связи «Р», пришли к выводу, что больше вроде некому.
Теперь «наружку» пустили и за «Р», и за итальянцем и быстро установили, что они встречаются довольно часто и осторожничают при встречах, хотя и не очень. Мы с «Лордом» получили санкцию на негласный обыск в комнате итальянца в МГУ и, создав для мероприятия необходимые условия, провели его.
Вы замечали, что во всех или почти во всех детективах сыщики, следователи, чекисты, группы захвата, полицейские и т. д., и т. п., проводя обыск при аресте, всегда или почти всегда находят улики? Думаете, хорошо ищут? Ничуть не бывало. Они находят то, что уже было найдено во время негласного обыска, проведенного незадолго до ареста.
Чаще всего именно с целью найти что-либо, что может быть потом «найдено» при понятых во время ареста и настоящего обыска, и проводятся такие мероприятия. «Ага, подбрасываете небось вещдоки!» — закричат иные. Да, и такое, наверное, бывало, но вообще это очень маловероятно. Дело в том, что сама идея оперативной работы заключается в том, чтобы находить, а не подбрасывать, иначе столько всего можно было набросать…
Не всегда опер находит во время такого обыска именно то, что ищет: мешает ограниченное время, соседи, умение прятавшего. Иногда поиски идут впустую, потому что того, что ищут, там просто нет. После нескольких удачных и неудачных мероприятий подобного рода я выработал для себя правило: искать до тех пор, пока не найду «любое спрятанное».
Дело в том, что человек всегда что-нибудь прячет, даже если он не шпион, не жулик, ни в чем не виноват перед государством. Дети прячут от родителей дневники с двойками, мужья от жен получку, жены от мужей — не помню уже что, юнцы от родителей — презервативы (закладывают их в фотоаппараты и предупреждают всех, что заряжен, не засветите пленку), словом, хитрецы.
Даже если опер не находит искомого, но обнаруживает спрятанное — это признак того, что работа проведена добросовестно.
У толстяка мы не нашли ничего, хотя мероприятие было подготовлено очень тщательно, времени было достаточно, никто не мешал. То есть, ничего из того, что искали. Я здорово приуныл, а «Лорд» и в ус не дул. «Молодой ты ишо. Всех оперативных возможностей не знаешь, допрашивать не умеешь. Дело-то к тому идет, что «Р» деваться некуда — придется ему так и так на допросе сказать, кто его снабжает «оборудованием». А итальянец твой вычислен наверняка — деться ему тоже будет некуда. «Р» сдаст его с потрохами, вот увидишь».
И тут произошло нечто, наложившее отпечаток на всю мою будущую жизнь в КГБ, точнее — на отношение к оперативной работе.
В воскресенье (я благодушествовал дома) раздался телефонный звонок из «семерки». Итальянец приходил к «Р» — по дороге опять «посматривал», от него вышел с небольшим плоским свертком и вернулся в общежитие МГУ. О возможной передаче материалов мы с «Лордом» предупреждали обе бригады, работавшие за «Р» и за итальянцем, — ребята забеспокоились совершенно правильно.