Была еще и зависть. При всех его недостатках — ведь все делалось впервые и ошибки были неизбежны — ВААП долгое время был энергичной, эффективной организацией — это отмечали и многие зарубежные партнеры. Они часто хвалили Агентство, например, в Госкомиздате, не зная о глухой взаимной неприязни между этими организациями и их руководителями.
Были и противостояние, и противоречия. С некоторыми из них я ознакомился довольно необычным образом. Эту несложную операцию мне удалось провести примерно через год после прихода в ВААП.
В Москве находилась представительница одного из американских издательств в Европе — дама экзальтированная, несобранная. Она захаживала и в ВААП — не помню, зачем. Однажды я сопроводил ее в кабинет то ли к Жарову, то ли к Панкину, и переводил их беседу. Портфель дамы был набит какими-то документами, в которые она поминутно заглядывала, вороша их на столе. По приобретенной в КГБ (дурной, конечно) привычке я через стол косил глазом на них, лопоча перевод, и вдруг заметил в углу одного из документов гриф «конфиденшиэл» — примерно соответствующий нашему «секретно».
«Ну вот, — подумал я. — Попался, который кусался…» Через час-другой я уже несся бодрым скоком в «Дом», к Ник. Нику.
Похвалив меня «за цепкость глаза», тот остудил мой энтузиазм.
— Дело, конечно, несложное, но тут нужны и подслушка, и подглядка, и «сезам, откройся». Под иностранца это сейчас почти невозможно получить — все у разработчиков, все пристегнуто к диссидентам… Подумаешь, скажут, «конфиденциально»… Чего у нее конфиденциального может быть? Тем более — потащит она что-нибудь сюда, в СССР…
Неожиданно для себя я ощутил прилив творческой энергии — прямо «потные валы вдохновения» окатили.
— А она упоминала среди своих знакомцев Евтушенко. Что, если нам под это дело предположить, что она собирается вывезти за рубеж для опубликования какую-нибудь его рукопись? Под это дело нам дадут все…
Ник. Ник. посмотрел на меня с интересом.
— Это уже что-то. Да и Евгений Александрович нас, наверное, простил бы за упоминание имени его всуе… Пиши, давай, справку.
Я написал, написанное полетело «наверх», и нам санкционировали все, что требовалось. А в ВААПе мне сильно помогли пэгэушники, один из которых был знаком с дамой и мог ее куда-нибудь пригласить…
Через пару дней у меня на столе (в «Доме», конечно, не в ВААПе) лежала груда фотокопий всех ее документов.
Да, было что почитать… Гриф «конфиденшиэл» имели почти все документы, а некоторые еще были помечены и штампом «В СССР и страны Восточной Европы не вывозить»…
Целую неделю я переводил документы на русский язык, потом их долго печатали — спешить было некуда. ПГУ попросило копию материалов, и она была туда отправлена.
Одним из самых интересных документов «коллекции» был отчет тогдашнего президента Ассоциации Американских издателей Таунсенда Хупса о поездке в Москву в 1973 году. Во время поездки Хупс и его коллеги провели переговоры в ВААПе, Госкомиздате, ССП и посетили… А. Д. Сахарова. Раз уж копии отчета рассылались таким дамам, как описанная выше, вряд ли отчет (или его вариант, попавший ко мне в руки) был уж очень секретным. Тем не менее, он содержал подробные оценки деловых и личных качеств людей, с которыми встречались американцы, высказывались предположения о принадлежности некоторых из них к КГБ (не угадали никого), давалась интересная картина деятельности ВААПа и перспектив Агентства. Чрезвычайно интересными были и выводы. Цитирую один из них по памяти:
«…Мы должны использовать естественные противоречия, сложившиеся между ВААПом, Госкомиздатом и издательствами для продвижения на советский книжный рынок таких произведений американских авторов, которые окажут наиболее эффективное воздействие на советского читателя…». И далее:
«…Панкин и его команда в этих условиях (то есть в условиях гонки за валютой. — Е. Г.) будут вынуждены способствовать продвижению таких произведений, а права на них будут уступаться по доступным издательствам ценам…»
Еще дальше — о визите к Сахарову. Зачем бы сотрудникам Ассоциации издателей к нему ходить? А вот зачем:
«…Нет, Сахаров вряд ли будет представлять собой значимую политическую фигуру, он не подходит для роли политического лидера. Пожалуй, его можно сравнить с Дэниэлом Элсбергом, не более…» (Элсберг в свое время опубликовал в американской прессе весьма серьезные секретные материалы Пентагона. Скандал был страшный.)
Отчет о поездке больше напоминал ответы на тщательно подготовленный заранее вопросник — мне уже приходилось встречаться с образцами такой «литературы». Я без особого труда мог представить себе, где готовят такие вопросники и где получают гонорары за ответы на них.
В отчете было немало ссылок на источники: «…один из моих информаторов сообщил…», «другой мой информатор заметил по этому поводу…» Какой знакомый штиль!
Первый отклик на добытый материал я получил от коллег из ПГУ, работавших в ВААПе, — они знакомились с копией, отправленной по их просьбе в разведку. Затащив меня в свой кабинет в Агентстве и тщательно закрыв дверь, один из них, тряся мою руку, восторженно зашептал:
— Ну, старик! У нас твоя писуля пошла аж на самый верх! Тебе небось теперь обломится что-нибудь? Поощрят?
У нас «писуля» не пошла никуда. Ситников, прочитав материалы, пробурчал что-то невнятно-одобрительное и не более того. Он не участвовал в операции, но уже тогда был страшно ревнив к успехам других.
Палкин, убедившись в том, что «рукопись Евтушенко» не перехвачена, вообще вряд ли читал добытое нами. Во всяком случае, когда я процитировал кое-что из документов на одном из оперативных совещаний, он проявил внезапный интерес и попросил сделать для него выписки…