Да, я там работал: Записки офицера КГБ - Страница 157

157

Это совершенно особый род войск, каждая погранзастава была тесно связана с местными властями, с местными органами КГБ, имела актив среди населения; велась патриотическая работа, воспитывалась бдительность среди молодежи. А специальная техника? А корабли, вертолеты, самолеты? Да одно собаководство стоило огромных денег… Перегибы с бдительностью? Их было полно, всегда и во всем. Теперь перегнули все в другую сторону: все оказалось распахнутым настежь. Наши бывшие республики решили стать «открытыми обществами», и границы свои открыли для кого угодно, а их границы с нынешней Россией кто-то нежно назвал прозрачными. Вот задача, кому бы все это было нужно? Может, все произошло случайно? Ну, тогда и миллиарды долларов случайно «сделали» на нефти, цветных и редких металлах, а потом и вывезли их в зарубежные банки — тоже случайно.

Армии, конечно, пограничниками заниматься недосуг — во-первых, она кое-кому на радость тоже разрушалась, во-вторых, отвечать за многие тысячи километров сухопутной и морской границы не хотела, а главное — не умела.

И пограничников через недолгое время тихо, без шума, вернули в систему Министерства безопасности. Так, поиграли генеральскими должностями, пожонглировали судьбами многих тысяч людей и, напортачив, «исправили ошибку».

После августа 1991 года переподчинили, конечно, «девятку» напрямую Президенту, вернее, его аппарату. Обезопасили себя от возможных новых переворотов — понимали, что их полюбят совсем не все… Но ведь в МБРФ теперь сидели свои товарищи, кого ж было опасаться?

Забавные истории творились и с армейской контрразведкой — ее, наверное, спутали с военной же разведкой и тоже из ведения КГБ передали… армии. То есть, организация, которая должна была надзирать за военными (а там есть, есть за кем надзирать), была передана в ведение надзираемых. Мечта жуликов в генеральских мундирах сбылась. Логика не простая, и понять ее на трезвую голову дано не всякому. Впрочем, это ведь был сплошной праздник победившей демократии, и трезвых голов, похоже, было немного. Да и приватизация в армии уже началась, а уж там-то было что приватизировать. Настоящие и мнимые нападения на воинские части, всегда сопровождавшиеся захватом несуразных количеств оружия и военной техники, планировались и осуществлялись небесплатно, и никакого присмотра, конечно, не хотелось. Очень хотелось поиметь миллионы, не портя нервы мыслями о кагэбэшном надзоре…

Так и шли перетряски, перетруски. Ниточки, за которые подергивали кукловоды, уходили так далеко и терялись в такой темноте, что разглядеть кукловодов было решительно невозможно.

А куклы тарахтели с трибуны Верховного Совета, выходили торжественно из личных самолетов, совершали сладостные триумфальные поездки по дальнему зарубежью и болтовней своей только добавляли тумана. Нагонять этот туман стало практически их единственным занятием — оно, конечно, несколько мешало полностью погрузиться в приятный процесс приватизации всего, что само так и просилось в руки.

Это у нас с вами они воруют нефть, газ, металлы, вывозят за рубеж и продают национальные ценности. Это у нас с вами они воруют технические и научные секреты — они есть, есть в этой стране и в немалом количестве. Это наших депутатов и журналистов недорого покупают во время комплиментарных зарубежных вояжей, и это нам они потом пытаются дурачить головы. Это нас с вами обдирают как липку наши «предприниматели» и «бизнесмены», по сто раз перепродавая продукты и товары, которые втридорога доходят до покупателя…

Разгром КГБ обернулся уже многими бедами и несчастьями всем нам.

В один прекрасный день было объявлено, что можно уничтожить секретные материалы, «хранение которых в подразделениях и архивах не вызывалось оперативной необходимостью»… Взяв под мышку объемистый пакет из плотной бумаги, я в сопровождении молодого сотрудника, Сережи З., долгими подземными переходами перебрался в старое здание «Дома». Мы вышли в Фуркасовский переулок и перешли в дом № 12, спустились в подвал.

У печей для сжигания бумаг было человек пять молодежи, среди них девушка — наверное, секретарша какого-нибудь отдела. Перешучивались, смеялись. На полу лежали плотно набитые мешки.

Сережин сверток тоже был небольшой, нам разрешили бросить в огонь наши документы «вне очереди».

Из открытой печи дохнуло жаром, я смотрел, как огонь жевал бумагу, фотографии, пленки. На душе было тяжело, но я чувствовал и огромное облегчение — ничьи грязные лапы до них добраться уже не могли.

Мы вернулись в нашу комнатку, теперь мой сейф был пуст, я знал, что он мне никогда не понадобится.

С нами работали новые кадровики — прежних разогнали по разным подразделениям. Ребята молодые, крепкие, к старослужащим относились сочувственно, с уважением. Мне даже как-то раз предложили должность аж старшего консультанта (я, правда, не знал, что это такое), но я вежливо отказался — решение уходить уже было принято: я ждал, не торопясь, когда мне предложат убираться на пенсию. Искал работу, поиски были нелегкими. Никто не верил, что я испытывал трудности, — я ведь знал сотни людей в стране и за рубежом, любил и умел помогать, мои телефоны трещали беспрерывно — я был нужен многим. Но только до поры до времени…

Это, пожалуй, был самый страшный случай, сохранившийся в моей памяти с тех дней.

Чечня, видите ли, даже больше многих других бывших республик СССР хотела независимости: там очень сильно в этом деле понимали… Ну, конечно, митинги, сходки, беснующиеся бородатые и безбородые старики в бараньих шапках, по-прежнему решавшие все по законам шариата, конечно, «боевики», то есть бандиты с оружием, украденным или купленным в русских воинских частях, словом, все по-чеченски. В одной из московских вечерних программ новостей диктор комментировал кадры телехроники: «боевики» захватили майора КГБ К., при котором было удостоверение и табельное оружие. К., бородатый, плотный, был подхвачен под руки этими бандитского вида «боевиками». Корреспондент спросил их:

157