Да, я там работал: Записки офицера КГБ - Страница 148

148

Ходили слухи о том, что Биллингтон заменит Джейка Мэтлока на посту посла США в Москве, контрразведчики интересовались любой информацией о нем. Я сильно сомневался в достоверности этих слухов — пост директора Библиотеки Конгресса пожизненный, и, по моим представлениям, нужно было обладать патологической неудовлетворенностью, чтобы променять его на какой-либо другой.

Тем не менее я внимательно прочитал все, что можно, о Библиотеке Конгресса и Биллингтоне.

Во время оно Библиотека Конгресса в КГБ числилась в списке разведывательных организаций противника — такой невообразимый массив информации там хранится и может быть представлен абоненту в кратчайшие сроки. Джеймс Биллингтон, кроме того, — один из известнейших русистов, специалист по истории России XVII века, учился и стажировался в Москве в течение нескольких лет, жил у нас с семьей, написал несколько книг — «Икона и топор» самая известная из них и самая неприятная для СССР, по оценке нашей критики. Одна из статей называлась «Топорная работа господина Биллингтона»…

С момента бегства Ш. я был почти уверен, что теперь я известен спецслужбистам США наверняка. Это означало, что информирована и резидентура ЦРУ в Москве, и те, кому положено об этом знать в американском посольстве; вряд ли они не подскажут Биллингтону, кто его будет сопровождать в поездке.

Так или иначе, об этом мне узнать не суждено никогда. Мы спокойно отправились с Джеймсом и Томасом в поездку. Биллингтон оказался удивительно изысканным джентльменом с «питерским» прононсом, когда он говорил по-русски. Томас — скромный паренек, изучавший бизнес, держался с отцом почтительно, со мной — уважительно, и все мы, кажется, оказались сносными спутниками (я изучал, наблюдал…).

В Свердловске была подготовлена великолепная программа — университет, архивы, библиотеки, американцев даже попарили в бане, к их восторгу. Побывали на месте, где стоял известный особняк Ипатьева. Там кем-то был поставлен большой деревянный крест, я сфотографировал около него американцев — это была одна из многих фотографий, сделанных мною во время этой поездки и подаренных Биллингтону.

В одном из архивов нам дали почитать личное дело главного убийцы царя, Юровского. Раньше приходилось читать об этой зверской акции лишь у Юлиана Семенова да в нашумевшей в свое время книге «Двадцать три ступени вниз». Поэтому мне было ничуть не менее интересно, чем американцам, просмотреть нетолстую папку. Нет, герой американского фильма «Николай и Александра» — руководитель «расстрельной команды» — никак не походил на нашего Юровского. Настоящий убийца был удивительно зауряден.

Из Свердловска перелетели в Иркутск, где хозяином нашим стал Валентин Григорьевич Распутин, они с Биллингтоном встречались раньше и рады были новой встрече. Распутин устроил поездку по Байкалу. Сначала нас привезли в «охотничий домик» — строение для услады номенклатурных чиновников. Джеймс и Томас сразу полезли в озеро — купаться в ледяной воде. Я завистливо вздыхал — мой чемодан по ошибке увезли обратно в Иркутск, и переодеться было не во что.

Богатое застолье, интересные разговоры… Наутро отправились в довольно нескладно спланированное плавание — весь день шли до острова Ольхон, там переночевали, погуляли по живописным, но безжизненным берегам и, торопясь уйти от надвигавшейся непогоды, пошли обратно.

Валентин Григорьевич — не краснобай и не говорун. Его речь не тороплива, не цветиста и не ярка, но удивительно глубока и содержательна.

Он вряд ли помнил меня — а я несколько лет назад, в ВААПе, расследуя маленький «сигнал» на него, провел под видом деловой беседы настоящий допрос и без особого труда «сигнал» закрыл. Сейчас я жадно слушал их беседы. Они оставили гнетущее впечатление. Биллингтон интересовался мнением Распутина по десяткам вопросов, тот в ответ рисовал апокалипсические картины будущего СССР и России — я с ужасом сейчас вижу, что он разглядел почти безошибочно наше нынешнее существование.

Я еще раз убедился тогда в том, в чем был уверен уже давно. Даже лучшие и самые знающие американские (что уж говорить о других) советологи, кремленологи, русисты, изучая СССР, а теперь — Россию, неизбежно впадают в совершенно простительную ошибку. Все они добросовестно пытаются рассматривать нас и изучать наши реалии с позиций нормальных человеческих существ, но наше общество, уклад жизни, манеры, привычки, повсеместное воровство и врожденная вороватость, неуемная тяга к алкоголю и любым другим порокам — и все это многократно помноженное на застарелое ощущение безысходности — давно сделали нас понятными только друг другу, да и то не всегда.

Словом, за время поездки я добыл неплохой материал «о заинтересованностях руководства американских идеологических центров и настроениях ведущих представителей творческой интеллигенции», который, как я понимаю, был немедленно после прочтения отправлен, фигурально выражаясь, в мусорную корзину. Ну, начальству виднее…

****

Руководство, к моему немалому удивлению, дало «добро» на третью, последнюю поездку с книжной выставкой в США. Эта выставка была самой интересной, самой драматической — ведь речь шла о войне… О войне, в которой наши народы были союзниками, о войне, после которой наши страны стали противниками.

Мы готовились к встречам с ветеранами, запаслись сувенирами, военными значками, пряжками, фотовыставками, перечитывали книги, которые собирались экспонировать. Я опять торчал перед компьютерами в «Доме», проверял американцев, собиравшихся приехать с выставкой к нам. Работы было полно: в Госкомпечати готовились к переговорам с делегацией журнала «Ридерс Дайджест» — его боссы решили попробовать издавать журнал в СССР. Да, работы хватало, но она была интересна, я встречался и вел беседы и переговоры со знающими людьми, узнавал массу нового. Со стороны Госкомпечати я был, видимо, единственным, кто читал «Ридерс Дайджест».

148