Да, я там работал: Записки офицера КГБ - Страница 138

138

Поминутно ссылались на Америку, но с большим разбором: об американской зарплате, системе кредитов, страховках, комфорте и многом другом помалкивали. Проливались крокодиловы слезы и о сельскохозяйственных тружениках — мол, задаром у них отбирается продукция, оттого ее и мало. Вот если «отпустить», «либерализовать» цены — слово «повысить» не употреблялось — тогда и наступит изобилие…

Все чаще на эту тему глаголели выехавшие или высланные в свое время из СССР, а теперь вальяжно рассиживавшиеся в уютных креслах телестудий советчики и знатоки — уж им-то было виднее, как «накормить народ»… Накормить народ брались те, кто клещами сидели у него на загорбке и взахлеб сосали кровь. Но хотелось не только приморить, но и обобрать.

Горбачевы продолжали умилять и раздражать изысканного покроя шапками, шляпами, костюмами и шубами. Особенно бушевали женщины, которым сладкая жизнь Раисы Максимовны покоя не давала. А ее манеры перед телекамерой и раздача конфет детишкам во время «случайных встреч» с народом выглядели все хуже — жизнь-то в стране не улучшалась. Постепенно становилось ясно, что, колеся по белу свету (каждый вояж обходился налогоплательщикам СССР в 105 миллионов инвалютных рублей), Михаил Сергеевич выпрашивал кредиты и займы, но менять ничего не хотел. Прекрасная поговорка: «Чем больше все меняется, тем больше все остается по-прежнему»…

Набросились на «бюрократов», которых насчитали ни много ни мало 18 миллионов человек — вот они-то, оказывается, и были причиной всех зол. Сейчас все обличители бюрократизма умолкли наглухо: один аппарат Президента обходится налогоплательщикам дороже Верховного Совета со всеми его шумными съездами. А Совет Министров, который стал больше, чем СССРовский? А правительство Москвы? А правительство области? А представители Президента на местах? Сколько же теперь миллионов бюрократов? Охотников считать что-то не видно. Свободна, свободна наша печать…

Разбираясь в болезнях нашего общества и государства, покрывавших его чуть ли не сплошной коростой, я, как и многие коллеги, все равно оставался прилежным и старательным чиновником. Таково было воспитание, традиции, выучка. Оставался еще немалый интерес к работе, к людям. И оставалось еще одно, довольно странное ощущение — видя, как все вокруг приходило в упадок (а процесс уже пошел, пошел процесс), приятно было ощущать себя членом некоего сообщества, продолжавшего свой неблагодарный труд несмотря ни на что. Я никогда не чувствовал себя капитаном, но готов был оставаться на мостике (на борту?) до конца.

Опять развешивал уши на складные речи Собчака, Старовойтовой (по-прежнему тяготел к Армении в ее спорах с Азербайджаном) и неторопливый говорок Попова; члены Межрегиональной группы представлялись мне подлинными демократами, носителями принципиально нового понимания путей развития страны. Удивляюсь собственной легковерности, но сильно утешает, что я оказался не единственным обманутым. Обманули многих — почти всех.

Народ… Политиканы всего мира обожают это слово. Они употребляют его каждый раз, когда хотят обмануть народ или использовать его в своих целях. Как только кто-нибудь из них вымолвит это слово — жди беды.

Помню, с каким надрывом Николай Иванович Рыжков на Верховном Совете СССР по вопросу о частной собственности на землю прорыдал в зал: «А мы рабочих спросили, товарищи? А крестьян мы спросили?» Зал обрадованно загудел — каждый почувствовал себя сразу и рабочим и крестьянином, которого, наконец, спросили — отдавать землю в частную собственность или нет.

— Конечно нет! — громыхнул съезд.

Я давно мечтал о клочке земли и доме за городом, а по тем временам даже моих скромных накоплений хватило бы на крошечный коттеджик. «Богатеев» вроде меня было немало, и все, наверное, расстроились, когда съезд отказал в частном землевладении.

Теперь эта проблема теоретически уже решена, но, понятное дело, «землей владеть имеют право» именно они. Все те же. Кроме них, никто не успел «сделать» миллионы в «этой» стране.

****

Хотя международные связи Госкомиздата и рядом не стояли со связями ВААПа, выездная лихорадка колотила это ведомство куда сильнее, чем маленькое Агентство. «Посмотреть» ездили в США и ФРГ, в Югославию и Англию, в Индию и Испанию, на Франкфуртскую ярмарку и на выставки полиграфического оборудования. Пожалуй, только «технари» да бумажники из здания на Петровке, да трое-пятеро толковых издателей и директоров типографий что-то «высматривали» во время загранвояжей. Большинство же не «смотрело», а глазело, гуляло по Европам, по возвращении мучилось над составлением отчетов о поездке, не зная, что писать.

Я пытался навести некоторый порядок с этой писаниной, но мои добродушные попытки были восприняты как стремление КГБ контролировать тяжкий зарубежный труд командированных, и я, посмеявшись, успокоился. В тех редких случаях, когда мне действительно была нужна информация, я ее получал всегда: за плечами был изрядный опыт, позволявший извлекать ее почти из кого угодно в любой нужный момент.

Полученная через полгода после перехода в Госкомиздат папаха не порадовала — в тот день умер любимый мой пес, и это надолго заслонило происходившие вокруг меня события.

Вдруг, как истребитель из облаков, на Госкомиздат вывалился во время одного из своих приездов в СССР директор Информационного Агентства США (ЮСИА) Чарлз Уик: после его переговоров с Ненашевым родился проект по обмену книжными выставками между США и СССР. К проекту подключили несколько человек из американского посольства в Москве, Генеральную дирекцию международных выставок, художников, оформителей. Началась активная переписка, шли встреча за встречей с американскими дипломатами — в основном они были сотрудниками ЮСИСа, так называется зарубежная служба ЮСИА. Работники ЮСИСа занимают в американских посольствах должности до посла включительно — такое значение американцы придают этому ведомству. Именно в зданиях ЮСИА в Вашингтоне расположены редакции хорошо известных нам «голосов», «свобод» и прочих радетелей за наше счастье. В вестибюле одного из этих зданий — скромная табличка с именами сотрудников, погибших при исполнении служебного долга. Как в вестибюле здания ЦРУ в Лэнгли — только там не указаны имена — в честь каждого погибшего разведчика в мрамор врезана пятиконечная звезда.

138